— Если бы ты знал, как я нервничаю из-за этих смертоносных вещей, ты бы так не шутил.
Лицо Майкла посуровело.
— Не будем спорить, но было бы лучше, если бы ты все мне рассказала, — предостерег он ее. — Я уверен, что департамент полиции даже на время не расстанется с оружием.
Эбби успокоилась. Затих и Майкл — им уже не было смешно.
— Согласна, все в порядке, — уступила она наконец, — но только не говори потом, что я не предупреждала тебя.
Эбби пыталась опять обрести независимость и оградить свою тайну от его посягательств. Но Майкл, словно читая ее мысли, снова обнял рукой ее за плечи. И она была признательна ему за эту ласку. Однако Эбби все еще чувствовала себя глупо. Она не испытывала никакого желания рассказывать свою историю. Эбби протянула руку к своему стакану с вином и отпила утешительный глоток вина.
Майкл тихо выжидал.
— Уже поздно, — сказала она через некоторое время, — поэтому изложу тебе версию в стиле «Ридерс дайджест».
Он покачал головой.
— Нет! Ты расскажешь мне все полностью.
Она пожала плечами.
— Тогда слушай — ты хотел этого. — Сделав последний глоток вина она рассказала свою историю, ничего не утаивая. — Однажды, когда мне было четырнадцать лет, я пошла в местную бакалейную лавку, мы тогда жили на южной окраине города. Как раз в это мгновение в магазин ворвались два парня с большими револьверами и в лыжных масках с целью ограбить магазин. Когда в самый неподходящий для них момент появилась полиция, четырнадцатилетняя девочка оказалась удобной заложницей.
Она взглянула на Майкла и убедилась, что он поглощен ее рассказом. Эбби не заметила на его лице унизительной для нее жалости, только понимание. Рассказывать дальше было уже совсем не трудно.
— Я провела восемь незабываемых часов с этими «джентльменами», — продолжала она, рассеянно глядя на свой стакан с вином. — Затем полиция решила разыграть маленькую игру-ловушку. Они послали в магазин двух офицеров — один должен был вести переговоры, а другой внезапно напасть на грабителей и освободить меня.
Теперь, когда за ее плечами было уже второе ограбление, подробности предыдущего несколько затуманились, ужас, испытанный Эбби шестнадцать лет назад, — померк.
— Но офицер, который намеревался тебя освободить, наверняка был убит, — предположил Майкл, и оказался прав.
Закрыв глаза, Эбби кивнула, грудь ее тяжело вздымалась, вспоминая далекое прошлое. Она вся дрожала.
— Да, к сожалению, офицер погиб. Он был ранен в голову и упал рядом с грабителем. Но офицеру не суждено было подняться. — Ее лицо исказила острая боль. — Он был женат, и у него осиротело двое маленьких детей.
Голос Майкла звучал необычайно нежно, сочувственно и успокаивающе:
— И все эти годы ты кляла себя за происшедшее.
— Его жена… Я решила, что должна пойти на похороны. Она накинулась на меня в ритуальном зале, словно я убийца.
Вдова кричала, что, если бы не я, ее муж остался жив. Неутешное горе этой женщины и моей невольной вины — забыть совсем невозможно.
Майкл прижал ее ближе к себе.
— Это было ужасно…
Отведя мысленный взор от воскресших из небытия лиц, которые она все еще видела перед собой, Эбби повторила:
— Да, это было чудовищно. Четырнадцать лет не лучший возраст, чтобы ощущать себя виновной в гибели человека, который хотел спасти тебя.
— И поэтому ты не соглашаешься на свидания с полицейскими?
Она промолчала. Но Майкл понял, что угадал. Эта страшная правда потрясла их обоих.
— Полицейских убивают, и я видела, что означает их гибель для близких людей. Я не хочу, чтобы новая боль хоть как-то снова коснулась меня.
— Не все полицейские гибнут.
— Я знаю это. Здесь. — Эбби коснулась рукой головы. — Но здесь, — она дотронулась до сердца, — разум молчит. Каждый раз, когда ты приближаешься слишком близко, оно кричит, обращаясь к Судьбе: «Пошли мне лучше бухгалтера!»
Оба рассмеялись. Эбби была рада, что отважилась рассказать эту печальную историю Майклу. Он без всякой сентиментальности, скорее сурово, сопереживал Эбби. Она вдруг почувствовала себя раскрепощенной, словно он освободил ее от добровольного многолетнего заточения.
Майкл нежно поцеловал Эбби в лоб.
— Я все понимаю. Могу я тебе чем-то помочь?
— Тогда немедленно превратись в бухгалтера!
— Боюсь, мне такое превращение не по силам.
Эбби задумалась.
— Я хотела рассказать это давно, просто чтобы быть понятой. Но не знаю, достаточно ли одного этого печального факта моей биографии. Я в самом деле не уверена, хочу ли быть вовлеченной в это грязное дело с наркоманом, потому что я… — потому что я влюбилась, подумала она. Господи, я влюбилась. Быстро, сильно и безнадежно. И осознание этого вызвало новую волну душевной боли. — Я ужасно беспокоюсь за тебя. Потому что ты такой… неисправимый полицейский.
— Очень сожалею, я хотел бы быть настолько альтруистом, чтобы сказать: я уважаю твои желания и даю задний ход. Но я не могу. — Его юмор потускнел при одной попытке сказать правду. Эбби еще слишком напугана, чтобы говорить об этом. — Но, должен признаться, я испытываю ужасную неловкость, что влюбился в тебя, очень…
Эбби прочитала это же в его глазах, которые выражали бесконечную нежность и любовь…
Я тоже хочу любить тебя, Майкл, подумала она, уверенная, что он читает в ее глазах мучительную борьбу противоречивых чувств. Я хочу обладать мужеством, каким обладаешь ты, и признаться в своей любви. Ее глаза остановились на все еще заметном рубце от височной раны: дорогая цена его схватки с бандитами, чуть не стоившая ему жизни. На этот раз Майклу повезло больше, чем офицеру из ее детства.