— Повторяй все за мной, — шепнул ей на ухо Майкл и повернулся к микрофонам.
Тут Майкл изложил новую версию событий, поразившую Эбби.
— Врачи называют это «регрессивной амнезией», то есть временной потерей памяти, — объяснял он репортерам так, словно сам только что узнал, что с ним произошло. — Полное забвение всего, что связано со стрельбой, не могу вспомнить, как выглядел сообщник, а я был единственный, кто находился в такой удобной позиции, что должен был разглядеть его. Я думаю, что мы сможем произвести арест, как только восстановится моя память.
— Но я видела его! — сказала Эбби, когда Майкл помогал ей сесть в патрульную машину.
— Для прессы ты его не видела. Запомни!
Она подождала, пока он занимал свое место, и спросила:
— Но почему?
— Марлоу еще где-то скрывается в округе, — объяснил он, тронув машину с места. — Лейтенант Кэпшоу считает, что для тебя будет безопаснее, если до него дойдет информация, что ты ничего не знаешь.
— Тогда для чего весь этот вздор о потере памяти?
Майкл улыбнулся.
— Он полагает, что так будет безопаснее и для меня. Пресса уже знает о существовании второго участника. А мы просто забыли на время, как он выглядит.
Объяснение Майкла не могло полностью убедить Эбби, но она не забыла то, что ей говорил Свэнн о его «бойскаутском» лице, на котором не дрогнет ни единый мускул, если он во имя важного дела будет сочинять небылицы.
Эбби оставалась дома два последующих дня. Этот отпуск был вызван неожиданными обстоятельствами, она-то как раз хотела выйти на работу еще после первой встречи с лейтенантом. Но ей и Майклу пришлось встретиться с мэром: глава Чикаго выражал им благодарность; а потом и с губернатором, которому случилось быть в городе. Их приглашали выступить в программе новостей и рекомендовали представить к наградам. Чем больше Эбби хотела вернуться к своему привычному делу, тем чаще ей приходилось участвовать вместе с Майклом в различных официальных церемониях.
Эбби не могла и представить масштаба развернувшихся чествований. В конце концов, это было всего лишь обычное, к тому же завершившееся неудачей вооруженное ограбление. Но в последующие дни, так как не происходило ничего хоть сколько-нибудь примечательного, она и Майкл невольно стали Фредом и Джинджер сил правопорядка. Эбби удрученно вздыхала, Майкл ругался, Свэнн хранил молчание, пока одна из газет не потребовала повторить ставший теперь знаменитым поцелуй у дверей полицейского участка. Вместо этого возмущенный Майкл предложил им сфотографировать его ноги.
Если не считать всей этой суеты, жизнь вошла в свое обычное русло. Джон настоял, чтобы она взяла столько выходных, сколько ей нужно, поскольку это было бы хорошей рекламой для больницы. Эбби сказала, что ей все равно — пусть Джон сам решает, как лучше поступить. Ей часто казалось, что за ней ведется наблюдение, но, размышляя о том, что она теперь значит для следствия, относилась к этому спокойно, даже с благодарностью за заботу о ее жизни.
В конце концов, Марлоу все еще где-то скрывался. Она вовсе не была уверена, смотрел ли он все эти программы новостей, чтобы узнать, видела ли она его. Эбби не делала сейчас ничего такого, что следовало бы скрывать от наблюдающих за ней детективов, однако угнетало сознание того, что она никогда не бывает одна.
Пятница, когда Эбби наконец вышла на работу, оказалась очень загруженным днем. Это было даже хорошо. Ничто лучше не могло оградить мысли и душу от непрошеной известности и постоянного надоедливого эскорта с нацеленными блицами, чем летний вечер в приемной «неотложной помощи», где в любую минуту она могла понадобиться. Эбби чувствовала, что, погружаясь в боль и проблемы других людей, она забывает о своих собственных.
Какое-то время это помогало. У нее был большой наплыв больных, страдающих от различного рода недомоганий и травм, чтобы отвлечься от личных неурядиц. Но когда вышла на дежурство Фиби Торнер, Эбби снова оказалась с глазу на глаз со своими переживаниями.
Фиби была одной из медсестер, которые работали здесь столько же, сколько Эбби. Это была маленькая, очень добрая, отзывчивая женщина с приятными чертами миловидного лица. Совсем недавно она решила сохранить свою первую беременность. Ее муж работал в отделе убийств.
Эбби исподтишка наблюдала, как спокойно и уверенно работает медсестра — очень хотелось спросить, как Фиби это удается. Как может женщина, жена полицейского, выносить постоянный страх за любимого человека? Ждешь ли ты окончания каждой его смены, боишься ли повернуться к телевизору, когда передают новости, из-за опасения услышать что-то страшное о твоем муже? Как ты перебарываешь волнение, когда открываешь дверь его капитану или полицейскому капеллану? Или страх, что любой звонок может оказаться роковым сообщением из госпиталя?
Но Фиби верила в счастливую звезду своего мужа. Она жила легко, не скупилась на рассказы о смешных историях, в которых частенько попадал ее Ральф и, не будучи суеверной, гордилась его успехами. Когда однажды Ральф здорово отличился, персонал «неотложной помощи» узнал об этом раньше прессы.
Но Эбби даже не представляла, как вообще можно затронуть деликатную тему, так волновавшую ее. Она не могла подойти к этой безмятежной, предвкушающей радость встречи с мужем женщине и спросить ее, думает ли она о том, что ребенок, которого она вынашивает, может вырасти без отца.
Майкл подъехал к дому Эбби около полуночи. Он провел целую смену в диспетчерской участка, убеждая своих коллег, что он в хорошей форме. Он доказывал это до тех пор, пока полицейские хирурги не сказали, что он может вернуться к патрулированию. У двух из банд, которые он помогал контролировать, вечером произошло столкновение. Он должен был бы находиться там и предотвратить схватку, но лейтенант Свэнн не позволил.